Фродо Бегинс

(Роман в стихах) I "Мой дядя самых честных правил, Когда не в шутку занемог, Он уважать себя заставил И лучше выдумать не мог. Его пример - другим наука; Но, Эру мой, какая скука С Кольцом сидеть и день и ночь, Не отходя ни шагу прочь! Какое низкое коварство Владыку Мордора стремать, Его сквозь зубы проклинать, Глотать хреновые лекарства, Вздыхать и думать про себя: Когда Мелькор возьмёт тебя?" II Так на исходе Третьей Эры, Летя на пони молодом, Всевышним повеленьем Эру Покинув свой родимый дом, Твердил под нос печальный Фродо. Ему моя и будет ода, С ним без заминок, сей же час Позвольте познакомить вас. Племянник Бильбо, мой приятель, Родился в Шире под Холмом, Где был его прелестный дом В норе глубокой, мой читатель. Там некогда бывал и я, Но вреден Запад для меня. III Вот так и вырос Бэггинс Фродо - Не трус, не скряга, не подлец, - Давал обеды год от года, Но промотался, наконец. Фортуна хоббита хранила: Сперва энтийка с ним ходила, А после маг её сменил. Ребёнок был резов, но мил. Волшебник Гэндальф, маг убогий, Чтоб не измучилось дитя, Учил его всему шутя, Не докучал моралью строгой, Слегка за шалости бранил И в Упокоища водил. IV Когда же юности мятежной Настала хоббиту пора, Пора надежд и грусти нежной, Смотался Гэндальф со двора. И вот мой Фродо на свободе; Острижен по последней моде; Как лориэнский эльф одет - И, наконец, увидел свет. Он по-эльфийски совершенно Мог изъясняться и писал; Легко под флейту танцевал И кланялся непринужденно; Чего ж вам больше? Свет решил, Что он умён и очень мил. V Мы все учились понемногу Чему-нибудь и как-нибудь, Так воспитаньем, слава богу, У нас не мудрено блеснуть. А Фродо был по мненью многих (Судей решительных и строгих) Разумный малый, но педант, Имел он счастливый талант Без принужденья в разговоре Коснуться до всего слегка, С учёным видом знатока Хранить молчанье в важном споре, И получал он по мордам За блеск нежданных эпиграмм. VI Давно уж Квэнья устарело, Но, если правду вам сказать, Он Квэнья знал весьма умело, Чтоб эпиграфы разбирать, Потолковать о Феаноре, Царапать руны на заборе, Да помнил, хоть не без греха, Из Валаквэнты два стиха. Он рыться не имел охоты В хронологической пыли Бытописания земли, Но дней минувших анекдоты С Творения до наших дней Хранил он в памяти своей. VII Шального не имея дара Для звуков жизни не щадить, Не мог он флейты от гитары, Как мы ни бились, отличить. Бранил поэта Даэрона И наезжал на Саурона, Но был глубокий эконом, То есть, умел судить о том, Как Гномье Царство богатеет, И чем живёт, и почему Не нужно золото ему, Когда мифрил оно имеет. Отец понять его не мог И продал родовой клинок. VIII Всего, что знал ещё наш Фродо, Пересказать мне недосуг, Но в чём была его природа, Что знал он твёрже всех наук, Что было для него измлада И труд, и мука, и отрада, Что занимало целый день Его тоскующую лень, - Была наука постебаться, Которую воспел Мелькор, За что он проклят до сих пор, За что он вынужден скитаться За Гранью Мира, в Вечной Тьме, Вдали Ардических земель. IX Пускай твердят: "Мелькор - скотина, Он Сильмарилы утащил, Тэльперион с Лаурелином С Унголиантой завалил", - А он хотел лишь прикольнуться, Чтобы от скуки не загнуться, И без Мелькора бы Нолдор Не высунули нос во двор. Вот так и Фродо веселиться, Как только мог, всегда любил, И хоть Деревьев не губил, Но в Хоббитании столице Средь норок и подземных зал Его народ не уважал. X Так круто прикольнуться мог он, Как не сумеет Чародей, Швырял бутылками из окон На шлемы эльфов и людей, А после каждого обеда Таскал котлеты у соседа, Его же в этом уличив. Как мог он быть красноречив, В своих приколах так небрежен! Одним дыша, одно любя, Как он умел забыть себя! Как взор его был безмятежен! В сравненье с ним сам Саруман Был недоучка и профан! XI Как он умел шутить с гостями, Наивно Тана застебать, Пугать назгульими костями, Приятной рожей забавлять, Ловить минуты умиленья, Почтенных лет предубежденья Умом природным побеждать, Нападки словом отражать, Молиться всякому приколу, Услышав гостя первый стук, Накрыть ему на стол, и вдруг Подлить водяры в кока-колу... И после с ним наедине Стебаться ночью при луне! XII Как рано начал он тревожить Рассудок Западных Владык! Ему мечтал пройтись по роже Сам Тулкас, боевой старик! Как старый Манвэ сквернословил! Какие сети он готовил! Но трогать хоббита нельзя, Ведь оставались с ним друзья: И Гимли-гном, и эльф лукавый - Владыки Лихолесья сын, И Гэндальф, Майя Олорин, И сам Бродяжник величавый, Всегда довольный сам собой, Своим обедом и судьбой, XIII И Боромир, великий бабник, Порочащий собой Гондор, Сын Дэнэтора и похабник, Несущий вечно чушь и вздор, И земляки из Хоббитона: Пин при медалях и погонах, И Мерри, Фродо лучший друг, И Сэммиус (из касты слуг). Но всё ж у нашего хоббита Друзей не валом, так сказать, И он остался бы, видать, У недобитого корыта, Ведь Фродо хоббитская знать Старалася не замечать. XIV Зато в провинции глубокой На праздник в честь великих Вал Народ, от суеты далёкий, Частенько Фродо приглашал, И Бэггинс приходил с друзьями, Что подобрал в помойной яме; Любитель всяческих затей, Он веселил всегда гостей. У Гэндальфа он научился Петарды, бомбы мастерить И Саурона материть, И, как ни странно, он не спился, Хоть пиво бочками хлебал; И новых празднеств ожидал. XV Бывало, он ещё в постели: К нему записочки несут. Что? Приглашенье? В самом деле, Три Дома на вечер зовут: Там будет бал, там детский праздник. Куда ж поскачет мой проказник? С кого начнёт он? Всё равно: Везде поспеть немудрено. Покамест в утреннем уборе, Надев эльфийский камуфляж, Наш хоббит топает на пляж И там гуляет на просторе, Пока недремлющий сосед Не прозвонит ему обед. XVI Темно: на пони он садится. Пора запас пополнить сил; В вечернем небе серебрится Святой Эльфид Эарендил. Домой помчался: он уверен, Что там уж ждёт приятель Мерри. Вошёл: и пробка в потолок, Вина златого брызнул ток, Пред ним roast-beef окровавленный, И трюфли, роскошь юных лет, Энтийской кухни лучший свет, И Хэмфаста пирог нетленный Меж сыром хватовским живым И ананасом золотым. XVII Ещё бокалов жажда просит Налить в них красного вина, Но звон набата вновь доносит, Что снова близится война. Мордора злой законодатель, Богами проклятый создатель Очаровательных Колец, Почтенный властелин сердец, Вновь Саурон расставил сети И может, вольностью дыша, Всех перевешать не спеша, Балрога, тролля и умертвий, Назгула вызвать (для того, Чтоб все услышали его). XVIII Волшебный край! там в стары годы Вселился Тёмный Властелин, Как рассказал на ухо Фродо Сам Серый Странник Олорин. Там орки бегают толпою, Там волколаки жутко воют, И там ангмарский царь Моргул Устало сел на чёрный стул, И там торчит он величаво. Привёл Гортхаур за собой Своих драконов шумный рой, Своих солдат венчая славой. Глядит там пристально на нас Багровый Саурона глаз. XIX Мои Валары! где вы? что вы? Дано ль увидеть мне Валар? Всё те же ль вы? богов ли новых Создал себе Илуватар? Услышу ль вновь я ваши квэнты? Узрю ли дивные моменты Полёта вашего в огне? Дано ли вас увидеть мне? А может, вы ушли из мира И, устремив на чуждый свет Дороги золотых тенет, Другим народам звуки лиры Являете в огне ночном, Не вспоминая о былом? XX Пространство заполняет нежить; Восток и запад - всё кипит; Уж песни слышатся всё реже, И океан волной шумит. Блистательна, полувоздушна, Смычку волшебному послушна, Толпой эльфов окружена, Стоит Галадриэль; она, Одной ногой касаясь пола, Другою медленно кружит, И вдруг прыжок, и вдруг летит, Летит, как Чёрный Меч Эола; То стан совьёт, то разовьёт, - Девицу лихорадка бьёт. XXI Все паникуют. Фродо входит, Идёт спокойно по ногам, Тому, кто страх на всех наводит, Мечтая двинуть по рогам; Эльдаров он окинул взглядом, Всё видел: лицами, нарядом Ужасно недоволен он; С Эльдарами со всех сторон Раскланялся, потом на деву В большом рассеянье взглянул, Отворотился - и зевнул. И молвил он: "О королева! Я это всё давно терпел, Но мне бардак уж надоел. XXII Уже назгулы, орки, тролли По лесу бродят и орут; Уже по Ширу без пароля Нельзя пройти, а то убьют; Балроги стали громче топать; Скопилась на деревьях копоть; У тех, кто сверху и внутри, Стоят под глазом фонари; Уже, прозябнув, бьются кони, Наскуча упряжью своей, И кучера, вокруг огней, Бранят Врага и бьют в ладони, - А всё проклятый Саурон; Совсем от рук отбился он!" XXIII Изображу ль в картине верной На лоб полезшие глаза, Когда наш мохноног примерный Мелькает, словно стрекоза, Разносит всё изящным слогом, Пройдёт по Мелькору и богу И по эльфийским кораблям, По Кольцам, по Сильмарилям, И по тому, что гном голодный, Полезный промысел избрав, Изобретает для забав, Для роскоши, для неги модной, - Всё, что любили на земле, Наш хоббит уличил во зле. XXIV И вот - кладовка Лориэна; Мифрил и бронза на столе, Кольчуг изнеженных замена - Кевларовый бронежилет; Секиры, топоры стальные, Мечи прямые и кривые, И стрелы тридцати родов Для орков, гномов и орлов. Тингол (замечу мимоходом) Не мог понять, как Наугрим Смел чистить ножны перед ним, Красноречивым сумасбродом. Защитник вольности дубрав В том случае совсем не прав. XXV Вполне быть можно дельным гномом И думать о красе вещей. К чему быть просто костоломом И просыпаться средь мечей? Второй герой мой появился, В чертог эльфийский он ввалился. Его представлю: Гимли-гном С своим любимым топором. Часа четыре ежедневно Он в туалете проводил И из уборной выходил Подобный плачущей Ниенне, Когда Хранителей отряд Горлума тащит в зоосад. XXVI В последнем вкусе туалетом Заняв свой любопытный взгляд И изучив его при этом, Обосновался в нём Казад. Конечно, зря такое слово Употребить стремлюсь я снова: Ведь Казад-Дум, Барук, Келед, В эльфийском слов подобных нет; А вижу я, винюсь пред вами, Что уж и так мой бедный слог Пестреть гораздо б меньше мог Иноплеменными словами, Хоть и заглядывал я встарь В Названий и имён словарь. XXVII У нас теперь не то в предмете: Мы лучше поспешим в тот дом, Где разместился в туалете Гном Гимли с верным топором. Перед померкшими домами Вдоль сонной улицы рядами Двойные фонари карет Весёлый изливают свет И радуги на лес наводят; Наполнен эльфами кругом, Блестит великолепный дом; По цельным окнам тени ходят, Мелькают профили голов, Мечей и модных топоров. XXVIII Вот Гимли вышел из уборной; Охраны мимо он стрелой Ворвался по дороге торной, Расправил бороду рукой, Кольчугу вычистил наждачкой, Припрятал флягу он с заначкой; Вошёл. Народу полон зал; Уж Фродо говорить устал; Бренчат тут следопытов шпоры, И Хальбарад мечтает сам Пройтись по орочьим следам. Летают пламенные взоры, И звуком лютни заглушён Назгулов отдалённый стон. XXIX Во дни морийских драк и стачек Я шёл с тусовок на рогах: Верней нет места для маньячек И для пленения врага. О вы, почтенные назгулы! Чтоб не свалиться вам со стула, Прошу мою заметить речь: Я вас хочу предостеречь. Вы также, Балроги, к примеру, Держите под рукой бичи, Не вылезая из печи! Не то... не то, избави Эру! Я это потому пишу, Что никуда я не спешу. XXX Увы, на разные забавы Гном много жизней погубил! Но если б не страдали нравы, Тусовки б до сих пор любил. Любил бы бешеную младость, И тесноту, и блеск, и радость, И пьяных назгулов отряд... Вдруг дверь открылась; стоя в ряд, Три юных хоббита стояли. Три пары волосатых ног Шагнули дружно на порог. Шесть ножек хоббичьих шагали... Я всё их помню, и во сне Они тревожат душу мне. XXXI Когда ж и где, в какой пустыне, Безумец, их забудешь ты! Ах, хоббиты! да где ж вы ныне? Где мнёте вешние цветы? Взлелеяны в тепле и неге, На северном, печальном снеге Вы не оставили следов: Любили мягких вы ковров Роскошное прикосновенье, И из-за вас я забывал И жажду славы и похвал, И в Валиноре заточенье. Исчезло счастье юных лет, Как на лугах ваш лёгкий след. XXXII Дома людей, пещеры гномов Прелестны, милые друзья! Однако норы Хоббитона Прелестней чем-то для меня. Они, пророчествуя взгляду Неоценимую награду, Влекут, спасая нас от бед И предлагая нам обед. Люблю я их, моя эльфина, Под длинной скатертью столов, Весной на мураве лугов, Зимой на чугуне камина, На зеркальном паркете зал, У Моря на граните скал. XXXIII Я помню Море пред грозою: Как я завидовал волнам, Бегущим бурной чередою К чужим далёким берегам! Как я желал тогда с волнами Плыть под златыми парусами! Нет, никогда средь пылких дней Кипящей юности моей Я не желал с таким мученьем Пройтись по сумраку лесов Под взглядом белоснежных сов, По тропам волчьим и оленьим; Нет, никогда порыв страстей Так не терзал души моей! XXXIV Мне памятно другое время! В заветных иногда мечтах Несу я тягостное бремя... И Камень чувствую в руках; Опять кипит воображенье, Опять его прикосновенье Зажгло в увядшем сердце кровь, Опять тоска, печали вновь!.. Но полно прославлять Нолдоров Болтливой лирою своей; Они не стоят ни страстей, Ни песен и ни разговоров: Слова и взоры эльфов сих Обманчивы... как Камни их. XXXV Что ж хоббиты? Походкой лёгкой Идут под взгляды с двух сторон, Что Барад-Дур, отсель далёкий, Их лёгким шагом пробуждён. Кричат "виват", кивая Фродо, Ругают матерно погоду, От шага их земля дрожит, Под ними громко пол хрустит. Проснулся пьяный в стельку назгул, Свалившись вмиг под Карадрас, Ругая тех, кто в поздний час Ему устроил эту встряску, А в тёмной Мории Балрог Закрыл все двери на замок. XXXVI Но, шумом этим пробуждённый И полночь в утро обратя, Упал со стула, оглушённый, Исильдура хмельной дитя. Проснулся за полночь Бродяжник, И, не въезжая, что за праздник Устроила Галадриэль, Себе плеснул он в кружку эль. Взглянул он пьяно на тусовку. Свободный, в цвете лучших лет, Хмельной от эля и побед, Он чувствовал себя неловко. Мечтал пойти он на Врага, Но не врубался: на фига? XXXVII Давно уж чувства в нём остыли; Ему наскучил Света шум; Скитания не долго были Предмет его привычных дум; Дороги утомить успели И дунаданы надоели, Затем, что он уже не мог Сносить и пыль, и грязь дорог. День проводил он за бутылкой, Вечор ходил едва-едва, К утру болела голова, И хоть он был Бродяжник пылкий, Но разлюбил он, хоть кричи, Маньячки, войны и мечи. XXXVIII Недуг, которому причину Давно бы отыскать пора, Подобный орочьему сплину, Короче: старая хандра Им овладела понемногу; Он застрелиться, слава богу, Попробовать не захотел, Но к жизни вовсе охладел. Как Sauron, угрюмый, тёмный, В гостиных появлялся он; Ни эльфы Света, ни дракон, Ни энта ствол, ни орк нескромный, Ничто не трогало его, Не замечал он ничего. XXXIX Ему пророчили корону, - Он гнал таких пророков прочь, Твердя, что гондорскому трону Уже ничем нельзя помочь. Ему болтали про скитанья, - Он морды бил за предсказанья, Таверну каждый день громил И снова одиноко пил. Ему твердили о победах, - Он водку наливал в бокал И снова хряпал, пил, бухал, Забыв о Средиземья бедах И то, что пращур Элендил Ему б такое не простил. XL Понять Бродяжника нетрудно; Скажите, в чём его вина?.. "Меня не трогают - и чудно; Налей-ка, друг, ещё вина! Что, снова в Мордоре неладно? Шумят назгулы? ну и ладно, Бывают вещи пострашней... Стакан мой пуст?.. ещё налей! Что, ходят слухи, Враг не дремлет? Опять дымит Ородруин И воду мутит Олорин, Бродя по неизвестным землям? Скажи-ка лучше не тая: Ты уважаешь ли меня?.. XLI Прекрасно, милый друг!.. Я тоже... Ну, что ещё там говорят? Быть королём мне? непохоже! Фигня!.. налей по новой, брат. Волшебник воду мутит? Верю. В Морайю вновь закрыты двери? Охотно верю! Там опять Собрались гномы побухать. Забыли что-то мы о чашке... Налей-ка, друг мой!.. будь здоров. С тобой - величие богов!.. Что, перепил?.. Ну, спи, бедняжка; Укройся-ка моим плащом. Бармен, тащи вина ещё!" XLII Владыки Белого Совета! Не так уж плох был, право, он, Но правда то, что в эти лета Был очень скучен Арагорн. Но снова дверь открылась скоро, И сын Наместника Гондора Прервал бродяги разговор, - Несносный, хоть невинный вздор. Кляня Мелькора с Сауроном, Ругая орков и троллей, Со взглядом, Трёх Камней светлей, С дрыном, в Морайе закалённым, В лотлориэновский трактир Вошёл усталый Боромир. XLIII О вы, красотки молодые, Которых позднею порой Уносят орки удалые По барад-дурской мостовой! У вас наследник Дэнэтора И принц из светлого Гондора Порой часами зависал И в окна вам цветы бросал. Хотел сражаться - труд опасный Ему был тошен; ничего Не вышло из меча его: Он не попал в отряд запасный, А уж о Гвардии, видать, Ему нет смысла и мечтать. XLIV И снова, преданный безделью, Томясь душевной пустотой, Припёрся он - с похвальной целью Гульнуть с девицей молодой. Бутылками уставив стойку, В мечтах своих уж видел койку; Но цель свою оставил принц, Увидев взгляд знакомых лиц. Вновь эльфы тянутся за Море, Бушует Чёрная Страна... Узнав, что близится война, Он женщин вмиг оставил вскоре; О них он быстренько забыл, А может, попросту забил. XLV Условий Света свергнув бремя, Как он, отстав от суеты, С ним подружился я в то время. Мне нравились его черты, Мечтам невольная преданность, Неподражательная странность, Его терзал горячий пыл, Который я давно забыл; Страстей игру мы знали оба, Томила жизнь обоих нас, Страдали оба мы подчас, Обоих ожидала злоба Слепых Валаров и людей На самом утре наших дней. XLVI Перворождённые не могут В душе не презирать людей; Кто чувствовал мою тревогу Невозвратимых дивных дней, Тому уж нет очарований, Того змея воспоминаний И червь раскаянья грызёт. Всё это часто придаёт Большую прелесть разговору. Сперва синдаровский язык Меня бесил; но я привык. Явился в шумную конторы К великой гордости за нас Принц Лихолесья, Леголас. XLVII Как быстро со своею песней Летит беспечная пчела, Когда в озёрах Лихолесья Блестит, прозрачна и светла, Вода стеклом подгорных гномов, Как будто бдительный Оромэ Здесь спал когда-то при луне, И в звёзд таинственном огне Здесь видится мне свет Амана, Который потеряли мы. Как в лес зелёный из тюрьмы, Как в чистый воздух из тумана, Уносимся мы здесь мечтой К началу жизни молодой.